Павел Отдельнов в свом новом проекте A Child in Time продолжает исследование, начатое в Hometown, предлагая личный взгляд на советское детство 1980-х годов.
Отдельнов вступил в подростковый возраст в эпоху Перестройки — времени зыбких свобод и ожесточенных споров. Но это также было время острейшей нестабильности. Очереди за хлебом по талонам, охваченная кризисом страна, и одновременно чувство постоянной тревоги перед угрозой ядерной войны. Уроки Гражданской обороны ярко рисовали сценарии возможной катастрофы, а авария на Чернобыльской АЭС в 1986 году только усилила эти страхи. A Child in Time отражает тревоги и мечты того периода, сформировавшие идентичность поколения, которое нередко называют «Поколением последних советских пионеров».
Одна из линий в A Child in Time — переосмысление Отдельновым советского букваря, где каждая буква несла идеологический заряд, незаметно вплетая советские ценности в язык и мировосприятие ребенка. Этот учебник преподносил идеологию как нечто естественное, советская пропаганда в нем соседствует с детскими играми и природой. В Primer Отдельнова советские иллюстрации заменены его собственными образами, наполненными тревогой и личными размышлениями. Primer становится одновременно и оптикой, позволяющей увидеть, как идеология проникает в раннее образование, и инструментом для осмысления следов этой индоктринации.
В Television, другой ключевой теме проекта, Отдельнов исследует, как этот медиум влиял на него и формировал культурный и эмоциональный ландшафт времени. Следом за доброй анимационной заставкой «Спокойной ночи, малыши!» следовала программа «Время», наполнявшая дом гнетущим чувством тревоги. В прайм-тайм выходили передачи с экстрасенсами и гипнотизерами, такими как Анатолий Кашпировский — который проводил массовый гипноз по заказу государства.
Созданные в критический момент постсоветской истории, работы Отдельнова исследуют корни нынешней катастрофы и то, как идеологические установки сформировали современное общество.
A Child in Time. Вид экспозиции
A Child in Time. Вид экспозиции
Памятник. 2024. Акрил, холст. 157x205
Лестничная площадка. 2024. Акрил, холст. 76x102
Глазок. 2025. Дерево, акрил. D 30
Школьник. 2023. Акрил, холст. 90x122
A Child in Time. Вид экспозиции
Детский сад. 2024. Акрил, холст. 157x205
Взрыв. 2025. Акрил, холст. D 50
До 15 и старше. 2024. Акрил, холст. 91x122
A Child in Time. Вид экспозиции
Кашпировский. 2024. Акрил, холст. 45x61
Нет сигнала. 2023. Акрил, холст. 100x120
Со слоненком подружиться. 2024. Акрил, холст. 45x61
Спокойной ночи, малыши. 2024. Акрил, холст. 76x102
Здравствуйте, товарищи! 2024. Акрил, холст. 76x102
A Child in Time. Вид экспозиции
Бб. Бездна. 2024. Акрил, холст. 140x105. Частная коллекция
Лл. Ленин. 2024. Акрил, холст. 140x105. . Частная коллекция
Рр. Радиация. Акрил, холст. 140x105
Уу. Убежище. Акрил, холст. 140x105
Зз. Ядерная зима. 2024. Акрил, холст. 140x105
Кк. Космос. 2024. Акрил, холст. 140x105
Пп. Парад. Акрил, холст. 140x105
Тт. Телевизор. 2024. Акрил, холст. 140x105
Вв. Война. 2024. Акрил, холст. 140x105
Сс. Солдатики. 2024. Акрил, холст. 140x105
Аа. Ура! 2024. Акрил, холст. 140x105
Аа. Ура! Версия. 2024. Акрил, холст. 140x105
Фф. Фашисты. 2024. Акрил, холст. 140x105
Я. Яма. 2024. Акрил, холст. 140x105
Букварь. Вид экспозиции
Советский букварь. Вид экспозиции
Букварь
Однажды я наткнулся в сети на копию своего школьного букваря, изданного в 1986 году. Это было похоже на случайный доступ к глубоко спрятанным настройкам моего сознания. Каждая буква сопровождалась словом, несущим идеологический заряд: например, З — это Звезда и Знамя. Этот букварь создавал мир, в котором язык советской идеологии казался таким же естественным, как названия предметов быта или ритуалы детских игр. Сегодня, когда государственная пропаганда вновь стремится внедрить идеологию в учебный процесс, особенно важно понять, как это было устроено в советской школе.
Крупные, чётко отпечатанные слоги напомнили мне одновременно бессмысленное бормотание и футуристическую поэзию. Будто настоящих слов не существует — или они запрещены, как сегодня в России запрещено само слово «война». Остаются только образы и обрывки слогов, а попытка соединить их в осмысленный текст может оказаться опасной.
Я задумался: каким бы был этот букварь, если бы он действительно отражал то, что в детстве было для меня важным — и порой пугающим? Я попробовал представить свой собственный букварь советского школьника 1986 года — школьника, который больше всего боится войны, смерти в бомбоубежище и, конечно, радиации. 1986-й был годом Чернобыльской катастрофы, и тревожное ощущение угрозы становилось частью повседневности.
В моей версии буквы приобрели новый смысл. Буква З превратилась в слово Зима — ядерная зима. В качестве иллюстрации я выбрал кадр из фильма Константина Лопушанского «Письма мертвого человека» (1986), пророческого видения мира после катастрофы. Я создал новый букварь, в котором отразил свои детские страхи, тревоги и воспоминания.
Этот проект — попытка заглянуть внутрь себя, вернуться к тем идеологическим установкам, которые были заложены в моё сознание в первом классе советской школы.